2 сентября мы отмечаем 95-летие со дня рождения великого актера.
Евгений Леонов был и остался одним из самых любимых русских актеров ХХ века. Он мог играть кого угодно — от колхозников до королей, от алкоголиков («Осенний марафон») до следователей («И это все о нем», «Длинное, длинное дело»), ему были подвластны и трагедия («Слезы капали»), и комедия (тут фильмы даже нет смысла перечислять — их в изобилии назовет любой).
Леонов с детства знал, что хочет стать актером: занимался сначала в школьном драмкружке, потом участвовал в самодеятельности, в юности ушел из авиационного техникума и поступил в Московскую театральную студию. Вспоминал, что приняли его не благодаря юмористическим рассказам Чехова и Зощенко, которые он читал, а благодаря тому, что уже под конец экзамена внезапно продекламировал стихотворение Блока — «Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, аи». Меньше всего оно вязалось с внешностью «неотесанного», как сам Леонов говорил о себе, с виду ничуть не романтичного юноши. Но именно Блоком он впечатлил приемную комиссию, и потом удалось добиться его перевода из техникума в студию (что в 40-е годы было очень непросто).
К славе он пришел не сразу.
Вспоминал: «Не могу сказать, что мне, молодому актеру, дали роль, я сыграл — все ахнули, я проснулся на другой день знаменитым актером. У меня в моей жизни так не было; все труд, труд, все с этим словом у меня было связано».
Когда он наконец стал знаменитым — а это было после «Полосатого рейса», который посмотрела, кажется, вся страна — случилась другая сложность: теперь все воспринимали его исключительно как комика, забавного полного человека, который с голой попой бегает от тигров. И ему пришлось доказывать, ролями в «Донской повести», «Белорусском вокзале» и «Антигоне» (он играл Креонта на сцене театра имени Станиславского), что он способен и на более серьезные образы, чем буфетчик Шулейкин.
Каким он был в жизни? Судя по всему, очень впечатлительным, ранимым, тонким, много лет страдавшим от стеснительности и мнительности. И при этом очень добрым — трудно найти хоть одного коллегу или знакомого, сказавшего о нем дурное слово. Леонов иногда жаловался друзьям на одиночество и бессонницу, а вообще очень любил тишину и покой, несмотря на то, что жизнь постоянно заставляла его торопиться.
В книге «Письма сыну», действительно написанной в форме писем к Андрею Леонову (ныне заслуженному артисту России) он вдруг сообщает:
Знаешь, Андрей, мне всю жизнь казалось, что я недополучаю любовь. Мне казалось, что моя мама больше любит брата, чем меня, мне казалось, что Ванда и ты мало меня любите. Я всегда больше отдавал, чем получал взамен. И меня это не огорчало, нет, но я даже от этого заплакать мог.
И дальше: «Мне казалось, что я вырос на серии каких-то обид. Вроде бы все нормально, а у меня такое ощущение есть: была обида — я ее проглотил; была обида — я ее съел». Он все это забывал через несколько дней, но, судя по тому, сколько в его книге размышлений об этом, не навсегда.
Винни Пух — нелегал
Множеству детей, да и взрослых, Леонов запомнился как Винни-Пух. Однажды на улице он увидел женщину с плачущим ребенком; заметив Леонова, ребенок плакать перестал, а женщина наставительно ему сказала: «Вот и Винни-Пух над тобой смеется!» Да и Андрей Леонов в предисловии к недавнему переизданию «Писем к сыну» пишет, обращаясь к отцу: «Ты постоянно за кого-то просил, кому-то помогал. Такой Винни-Пух — хлопотун»…
Кстати, было снято три серии мультфильма о приключениях медвежонка, и, в общем-то, сериал, могли и продолжить: Алан Милн сочинил о Винни немало историй. Но художник-постановщик Эдуард Назаров признавался, что после третьей серии авторы полностью выдохлись, и на четвертую у них элементарно не было сил. К тому же они не могли посылать картину за границу, например, на фестивали: государство и не подумало официально купить права на экранизацию сказки Милна, и советский «Винни-Пух» считался бы нелегалом.
Мало кто знает, что у Леонова был шанс озвучить еще одного легендарного мультипликационного героя: ему собирались предложить Карлсона. Но, по словам мультипликатора Юрия Бутырина, у Леонова был «слишком добрый голос», не подходящий для образа проказника Карлсона, и в итоге его озвучил Василий Ливанов.
А третьему знаменитому герою он подарил не голос, а лицо. Когда в 70-х в СССР вышел «Хоббит» Дж. Р. Р. Толкиена, художник Михаил Беломлинский на всех иллюстрациях сделал Бильбо Бэггинса страшно похожим на Леонова. Как раз в тот момент, когда книга выходила из печати, в одной газете появилась статья Юрия Никулина: тот ругался на производителей кукол, которые без его спроса используют его образ.
Беломлинский подумал, что сейчас у него будут проблемы: ведь он не спрашивал у Леонова разрешения сделать Бильбо его копией! Но тут Леонов приехал в Ленинград на премьеру фильма, и Беломлинский, встретившись с ним на банкете, сам показал сигнальный экземпляр книги. Тот был удивлен, растроган и в целом пришел в восторг.
В «Письмах сыну» он цитировал Толкиена: «“У хоббитов длинные темные пальцы на руках, добродушные лица, смеются они густым утробным смехом, особенно после обеда, а обедают они, как правило, дважды в день, если получится”. Копия, не правда ли? Книжку привезу, сказка мудрая и очаровательная, рисунки тоже». Потом он еще в одной телепередаче прочитал на камеру первую страницу книги. Так что для многих советских детей именно Леонов ассоциировался с Бильбо.
«Пьянь беспробудная, каждый день просит у меня трешку».
По словам Георгия Данелия, Леонов был самым популярным актером изо всех, с кем он работал. Благодаря всенародному обожанию он мог добиться чего угодно от кого угодно; однажды пошел в исполком и запросто выбил однокомнатную квартиру для монтажницы, которую хотели переселять из густонаселенной коммуналки в еще более густонаселенную, и которая была в отчаянии.
А еще Данелия вспоминал: «Когда снимали “Совсем пропащий”, мы все жили на корабле. Сидели мы с [оператором Вадимом] Юсовым в каюте, обговаривали сцену и вдруг слышим истошный вопль в мегафон: “Леонов, уйди с палубы, твою мать! Спрячься! У меня сейчас корабль на крен!..” Орал капитан проходящего мимо нас пассажирского трехпалубника “Тарас Шевченко”. Леонов курил на палубе. Кто-то из пассажиров заметил его, заорал: “Ребята, там Евгений Леонов стоит!” И тут же все — и пассажиры, и матросы, и обслуга — высыпали на борт посмотреть на него. И корабль действительно дал критический крен».
Популярность помогала и в работе. В «Обыкновенном чуде» Марк Захаров предложил Евгению Павловичу спародировать членов Политбюро на Мавзолее: поднять в приветствии руку точно так же, как это сделали они. Леонов со вздохом сказал: «Маркуша, будем переснимать, и за те же деньги». Но каким-то чудом вариант в фильме оставили — никто не стал придираться к любимому актеру. И в день премьеры в Доме кино на этой сцене (на которую сегодняшний зритель просто не обратит внимания) весь зал хохотал и рукоплескал.
Иногда, конечно, слава оборачивалась довольно болезненными ситуациями. Как-то жена Леонова, Ванда, ехала в такси. И таксист, не подозревая, кого везет, внезапно начал нести околесицу: «Женька Леонов в этом доме живет. Мы всю жизнь вместе. Вот пьянь беспробудная, каждый день приходит и просит у меня трешку. Я даю. Я люблю, он хороший артист. Вот в этой парикмахерской мы с ним бреемся вместе». Жена Леонова, выслушав все это, только и ответила: «Как вам не стыдно! Я с ним в одном театре работаю — он не пьет»… Смешно вроде бы. Но Леонов принимал такие дурацкие байки близко к сердцу.
Сердце, увы, у него было больное. Как и сосуды. В 1988 году он перенес обширный инфаркт, несколько дней провел в коме, между жизнью и смертью; чудом выкарабкался, продолжил играть. А в январе 1994 года, собираясь на спектакль «Поминальная молитва», Евгений Павлович упал и умер — оторвался тромб. Зрители не просто не сдали билеты на отмененный спектакль — они несколько часов стояли с зажженными свечами на холоде около театра…
Денис Корсаков
Еще больше интересного о людях
